Опохмеляются (с натуры).

Монополка (государственный кабак, где продавались спиртные напитки. — С. Т.). Двери гостеприимно раскрыты. Вблизи стоят несколько рабочих, страдающих „похмельем“.

— У тебя сколько, — спрашивает один у другого.

— Гривенник, — разжимая кулак, показывает тот монету.

— Мало, — сокрушенно вздыхая произносит первый, — стоп, сейчас сообразить.

— Петька! — обращается опять к соседу, — у тебя сколько?

— Сколько?.. Двенадцать.

— Т-а-а-к, — стало быть, всего будет двадцать две, да моих семь — двадцать девять.

Не хватит... На целую не тянет... Всего половинка с закуской на троих...

Смотрят друг на друга и молчат.

Подходит еще субъект, грязный, оборванный с жалким и робким взглядом мигающих глаз.

Говорит хриплым голосом:

— Братишки!.. с похмелья ли...

— Черт с тобой, что ты с похмелья... а мы нет? — грубо обрывают его, — пшел к... не затемняй.

— У меня есть! — восклицает он, — робко протягивая дрожащую руку, — вот...

— Сколько?

— Вот, смотрите! Разжимает ладонь, и показывает два медных пятака.

— Так бы и сказал, а то тянет нищего за...

— Сколько у нас теперь насбиралось? — уже весело вопрошает один.

— Тридцать девять.

— Так. Стало быть, хватит нам. У Петьки одна посудина, да у меня другая, вот она и целая!

— А закусить?

И закусить есть чем! Во, смотрите! — и один из мастеровых вытаскивает из кармана завалявшийся кусок черного хлеба.

Но все довольны и этим. Главное: была бы водка.

Буль, буль, буль... минуту спустя слышится звук переливаемой влаги из горлышка бутылки прямо в рот опохмеляющегося.

Остальные следят и замечают:

— Смотри ты же того! — Эй, эй осади! Слышь, черт тебя заешь!

Посудина переходит в другие руки. Замечания следуют те же.

— М-м-м — жалобно мычит субъект в рваной одежонке, когда посудина перешла в третьи руки и когда бутылка над ртом последнего стала принимать вертикальное положение.

— М-м-м-м... а я-то еще... я-то!.. — восклицает он жалобно.

— Мне то оставь! — наконец взвизгивает субъект судорожно, хватаясь за бутылку.

— Дай ему, черт с ним, пусть опохмелится, — снисходительно замечает один.

Бутылка с оставшимися двумя, тремя глотками водки наконец переходит в руки и субъекта.

Тот печально смотрит на содержимое ея и с укоризной переводит взгляд на собутыльников своих…

— Ты, паря, пей, нечего нас рассматривать, а то и последнее расплескаешь. Да не задерживай... Посудина-то нам нужна.

— Эх, ма! — и субъект выпивает остатки, отходит в сторону бормоча:

— С бедными то все так... Не человек я... Эх, ма... Почище вас был. Конторщиком служил...

— Ха, ха! ха! Конторщик! Велика птица! Ну-ка ты, конторщик, проваливай-ка отсюда, а то!

Следует крепкое словцо.

Субъект-конторщик медленно удаляется, продолжая что-то шептать про себя.

Собирается еще новая группа „похмельных“.

Разговор оживляется. Брань звучит смачней.

— „Последний нонешний денечек“ — запевает кто-то.

Блюститель порядка, — тут же вблизи прохаживающийся на посту городовой, поправляется, подтягивается и с суровым взглядом начальнических глаз медленно приближается к группе и зычно возглашает.

— Не собирайтесь! Эй, разойдись! Слышь! Честью прошу! 

Сергей Булахов.

* Цитата адаптирована к современной русской орфографии.