Крах юнкера Оленина

Ну пусть не «крах»… тогда что? Чего стоили все его рассуждения вначале о самопожертвовании, о том, что счастье делать добро другим, а затем — противоположные — о любви, о праве на совсем иное, эгоистичное счастье: «Кто счастлив, тот и прав!» А ничего они не стоили! В итоге Оленин уезжает, провожаемый лишь стариком Ерошкой, да и тот, когда наш герой оглянулся, уже беседовал с Марьяной, «и ни старик, ни девка не смотрели на него»…

Так о чем же спектакль? Вот об этом самом. О встрече двух миров: изломанного, беспокойного, стремящегося обрести (изобрести?) смысл жизни, и традиционного, о смысле жизни не задумывающегося, живущего установившимися традициями. О том, что этим мирам невозможно слиться, они могут лишь сосуществовать.

И в этом главный конфликт повести «Казаки». И моральный, и социальный, и даже эстетический. Но как перевести сложное, многоплановое содержание на театральный язык? Путь, который избрали постановщики, оказался плодотворным. Наверное, только так и можно было донести до зрителя истоки нравов населения станицы. Лишенные возможности показать красоту и величие кавказской природы, формировавшей характеры казаков (малые размеры сцены просто не позволили бы разместить соответствующие декорации, а небольшая глубина сценического пространства воспользоваться возможностями проекции) постановщики (режиссер Сергей Потапов художник Алексей Говязин, хормейстер Дмитрий Котов, хореограф Зураб Агузаров) наполнили спектакль казачьими народными песнями, хороводами, танцами и плясками.

Не знаю, какое действие оказало это на молодежь, но у людей моего поколения, заставших, помнящих деревенские посиделки, гулянья, комок подкатывал к горлу… Надеюсь, и в душах юных зрителей пробудилась генетическая память, и характер (а значит, и быт, и поступки) населения станицы стали им близки и понятны. То, что Толстой объяснял словами, постановщики ПОКАЗАЛИ. Поэтому зрители приняли все театральные условности: деревянные доски, которые вертикально устанавливали на сцене сами актеры, становились то лесом, то садом, то прибрежными зарослями, наклонный поворотный круг — горой и т. д.

И, главное — абсолютное попадание в характеры! Ладный, ловкий, вспыльчивый Лукашка Родион Кондаев), властная бабука Улитка (Людмила Жильцова), сама Марьяна (Анастасия Щеглова) с ее гордой простотой и красотой, услужливый Назарка (Юрий Велин), пошляк Белецкий (Андрей Мельников), разбитная Устенька (Евгения Назарова), другие казаки и казачки. Ни единой фальшивой ноты на протяжении всего спектакля не прозвучало со сцены. Оленин, главный герой в исполнении Артема Васюкова (трудная роль: минимум физического действия, почти отсутствие конфликта, где должен раскрыться характер, длинные внутренние монологи) по мнению зрителей, напоминал молодого Толстого, и действительно, портретное сходство просматривалось, хотя не это главное. Главное — убедителен актер в этой роли. А показал он нам молодого человека, испытывающего отвращение к светской жизни и стремящегося приобщиться к простому, естественному казачьему миру. Его диалоги с дедом Ерошкой, общение с Марьяной, с Лукашкой, неприятие князя Белецкого — все говорило о воспитанности, «светскости» и романтической увлеченности молодого человека, поехавшего на Кавказ, «на переднюю линию» в поисках смыла жизни. И так и не сумевшего этот смысл отыскать. Но об этом позже.

А пока отдельно хочется сказать о персонаже, в котором Толстой показал ту самую простоту и народную мудрость. Дед Ерошка (Игорь Берзон) времени проводит на сцене едва ли не больше других героев спектакля и определяет законы мира, к которому принадлежит Оленин: «У вас все фальчь, одна все фальчь». Колоритный, яркий образ старика, обходящегося минимумом благ, воплощение народной мудрости. Актер нашел и убедительные жесты, и верные интонации: перед нами действительно воплощение народного характера. Вот и судит он в конце Оленина: «Какой ты горький, все один да один. Нелюбимый ты какой-то! Другой раз не сплю, думаю о тебе, так-то жалею». Здесь «нелюбимый» — значит, нелюбящий, отстраненный.

Вот и Марьяна понимает это. После стычки с горцами, в которой погибли несколько казаков и тяжело ранен Лукашка, она, как и все, переживает потерю. Не переживает только Оленин: он занят собой, своей любовью. Эта сцена — одна из сильнейших в спектакле. Зрители физически ощущают чужеродность Оленина этому миру, его эгоизм. Все предыдущие действия были направлены на это: хоровод, в котором он не участвовал, песни, которые он не пел, «бал», стычка с горцами, общая пляска. И вот эта сцена:

— О чем ты? Что ты?

— Что? Казаков перебили, вот что.

— Лукашку?

— Уйди, чего тебе надо!

— Марьяна!

— Никогда тебе от меня ничего не будет.

— Марьяна, не говори…

— Уйди, постылый!

Оленин выбежал из хаты.

Сыграно так, что понимаешь: никогда этот человек с его прекраснодушными «исканиями» и самокопанием не будет здесь своим.

И еще об одной сцене просто не могу не сказать: когда немая Степка, сестра Лукашки (ее роль исполнила Мария Жучилина) вдруг начинает петь. У Толстого этой сцены нет, но она так органично вошла в ткань спектакля, что хочу сказать за нее отдельное спасибо!

Можно еще отметить появление чеченцев, их танец, но хватит!

Спасибо и постановочной группе, и актерам, и вообще, театру за этот спектакль!