Путешествие по Туле, 1915 г. Часть 3.

— Вот, — говорит приятель через минуту, подводя меня к благородному мужчине купеческой складки, — позвольте познакомить вас с г. Вехтиным, сотрудником „Тульской Молвы“. Я обещал познакомить его с истинным патриотом своего отечества, которого я и вижу в вас, уважаемый Иван Иванович.

Господин принял несколько горделивую осанку и сказал:

— Стараемся, малец!

— Ну не скромничайте, не скромничайте, — продолжал приятель. — Вы и не подозреваете, — обратился он ко мне, — что это за человек?! Богач, домовладелец, участвует в едва ли не крупнейшем в Туле банковом деле и, представьте себе, из патриотизма поступил простым рабочим на завод! Не оскудела еще русская земля Миниными!.. А кстати, Иван Иванович, какое ваше отношение к отбыванию воинской повинности?

Видя, что разговор принимает щекотливый оборот, я старался увлечь приятеля дальше, но он продолжал неумолимо:

— А то бы нам меч в руки! Хороший бы из вас Пожарский вышел…

Кое-как удалось мне оттащить приятеля от купца, и он согласился ехать дальше.

— Хорошо, пойдем, — согласился он, — только сперва полюбуемся здесь еще на одну „редкость“.

— А именно? — спросил я.

— На заседание комиссии по борьбе с немецким засильем.

— Да разве это редкость?

— Еще какая. Комиссия основана чуть ли не год тому назад, но еще не собиралась ни разу.

— Какая же это редкость, — протестовал я. — Таких редкостей я вам перечислю сколько хотите! Например, Лев Николаевич Толстой умер пять лет тому назад и тогда же была избрана комиссия об увековечивании его памяти. Что вы слышали об этой комиссии больше?

— Действительно, вы правы, — согласился приятель. — Тогда пойдем отсюда, делать больше здесь нечего.

Мы поехали из управы и дорогою моему приятелю захотелось пить.

— Зайдем ко мне, — сказал он, — выпьем кваску.

— В такое время и вдруг квас, — протестовал я. — Холеру можно схватить.

— Холеру? — удивился приятель. — Да разве вы не знаете, что тульский квас есть также достопримечательность Тулы.

— Неужели?

— Вот вам и неужели! Этот квас составляется из таких „специй“, до серной кислоты включительно, что никакой микроб, хотя бы и холерный, не может жить в нем и погибает.

Разговаривая так, мы подъехали к дому приятеля. Он у себя в комнате достал бутылку с ярлыком одной тульской квасоваренной фирмы, откупорил её, налил квасу в серебряный стакан и опрокинул его в рот.

Вдруг лицо моего приятеля перекосилось и глаза его вылезли на лоб.

— Должно-быть хорошая „специя“ попалась, подумал я злорадно, видя, как приятель одним скачком перелетел пространство от дивана до умывальника.

— Ке-ке-росин! *) — сказал он задыхаясь. — Настоящий керосин! — и принялся усердно полоскать горло.

Я понюхал бутылочку. Действительно, это был настоящий керосин.

На бедного моего приятеля было смотреть жалко. Он выдавливал гримасы, плевался и ругался самыми отборными словами. Промывание плохо помогало и изо рта его все еще шел керосиновый „дух“. Он и пил одеколон и что-то еще, ничего не помогало.

— Постойте, — сказал я приятелю, — я нашел способ избавить вас от керосина.

— Какой? — простонал он.

— А очень простой. Давайте выжгу вам рот. Керосин сгорит и запах исчезнет.

Приятель махнул злобно рукой и, подумав немного, сказал:

— Путешествие наше прервано. Я должен выпить хинной водки, а то не отделаешься от керосина. Думаю, что хинная излечит меня. А затем, подкрепившись, я свезу вас в такое место, такое место, что редкостей там хоть отбавляй. А пока… — и приятель указал на налитые рюмки.

И мы засели за хинную.

(Продолжение следует).

К. Вехтин.

   *) Факт.

* Текст адаптирован к современной русской орфографии.