Непьющий милиционер — горе селу

Забурлила…

«Со снятием нового урожая самогонопромышленники опять принялись за свое производство, — писал «Коммунар» в № 199 от  4 сентября 1924 г. — «Свежий» самогонный фабрикат вновь партиями стал поступать на рынок Тулы.

В одну только ночь — с 9 на 10 августа 4-м отделением милиции на въезде в город было задержано 12 самогонщиков, везущих в город свой «товар». Отобрано три с половиной ведра самогона…

…Задержанных самогонщиков милиция отдала под суд».

И это ещё цветочки! В губернии благодаря старшему милиционеру 3-го отдела (имя корреспондент «Коммунара» почему-то не указал) нашли «самое «промышленное» село губернии». Крестьяне села намеревались «достойно» встретить новый урожай.

Зачем приехал, если не пьёшь?

«Село Ольховка, что в Сергиевской волости, Богородицкого уезда (ныне городской округ Новомосковск. — С. Т.) — самое «промышленное» село, — передавал со слов милиционера автор заметки «Сказ о пьяном селе» В. Коломенский. — Развито там, главным образом, самогонное производство. Варят там самогонку уже 3-й год, и звать никого не хотят. Оборудовали 8 общественных заводов (по винокурению, конечно).

А читальни и школы ни одной».

Собеседник газеты подробнейшим образом описал своё путешествие в «страну беззаконья»:

«Приехал я в Ольховку 7 июля ночью. Мужики меня встретили с хлебом и с бутылкой перегона.

— Садись: с дороги устал, подкрепись ветчинкой, да промой горло «свежей водичкой».

— Hе пью — отвечаю я ольховцам.

— Так, ну, а зачем ты приехал-то?

— По делам службы... вообще...

Поблагодарил я за скромную закусочку и пошел спать в сад.

Иду, а там самогоном так и прет.

«Задохнусь, думаю, тут. Пойду ка спать к оврагу».

Пошел, а там совсем дух спирает от самогона. Посмотрел — кругом, как на Деникина наставлены батареи. Оказалось это самогонные аппараты.

«Куда деваться — думаю. Уйду в поле: там можно отдохнуть».

Пошел, а там настоящие окопы и траншеи для варки самогона приспособлены — кругом барда ручьем течет. Голова кружится от одурманивающего запаха.

«Пойду в реке освежусь».

Пошел туда и чуть не провалился сквозь землю: наткнулся на зарытые в земле бочки с закваской».

А между тем именно с 1924 года советская власть резко ужесточила политику в отношении самогоноварения. Февральский циркуляр Народного комиссариата юстиции РСФСР требовал от всех судов дела о шинкарстве проводить в срочном порядке, не позднее двух недель с момента поступления в суд. В УК республики вводились статьи 140, 140-а, 140-б, 140-г, ужесточающие наказание за изготовление и хранение для сбыта, а равно и торговлю самогоном в виде промысла с целью личного обогащения. Ранее за такое виновных отправляли на принудительные работы, теперь же тайное винокурение грозило лишением свободы на срок не менее 3 лет со строгой изоляцией, конфискацией всего имущества и поражением в правах. Предвосхищая типовые оправдания крестьян (мол, малограмотные, ничего не знали), в статьях 140-б и 140-г относительно благой мотив «изготовление и хранение для сбыта, вследствие нужды, безработицы или по малограмотности, с целью минимального удовлетворения насущных своих потребностей или своей семьи» послабления давал минимальные: «лишением свободы на срок до 3 лет с конфискацией части имущества или без таковой».

Вот чем грозили ольховцам ночные скитания неподкупного милиционера.

Обыск деревни

Утром, взяв двух понятых, служащий третьего отдела принялся за работу: «у кого аппарат самогонный на чердаке, у кого баки из-под аппаратов, у кого трубки «новой конструкции», — вспоминал милиционер. — У кого за двором кадушки с закваской ведер по 20.

Обыскали деревню, потом пошли к реке и в поле, где я ночью путешествовал.

В овраге, в скрытом месте, нашли громаднейший завод самогонный.

В 200 саженях от дер. Ольховки и дер. Кучиной в лощине наткнулись на 4 печки, оборудованные специально для выработки самогона.

В 3-х саженях от печей, в 2-х ямах вставлены бочки из-под закваски ведер на 20 каждая.

Около 120 саженей вниз от дер. Ольховец обнаружен второй завод, на берегу реки Шат.

Здесь также оборудованы 3 печки. Найдено в земле 4 бочки, полные с закваской — до 50 ведер.

За рожью около 1-ой лощины, обнаружен 3-ий самогонный завод, в яме для обжигания кирпича. Барды налито 70 ведер. Гуща протекла по лощине на 1 и 1/2 сажени ширины и на 2 и 1/2 вершка вышины. В полях, засеянных рожью, обнаружено 10 кадушек полных закваски, и около 4-х аппаратов, 3 холодильника с трубками, бочонок из-под самогонки.

Набрав аппаратов, кадушек, холодильников, около 4-х возов, я вернулся в деревню».

Где, между прочим, время зря не теряли, а организовали сбор денег по 2–5 руб. с самогонщика (т. е. с каждого домохозяина, — уточнял «Коммунар»). Все собранные средства были предложены представителю власти за право производить алкоголь в прежнем объёме. Милиционер отказался с формулировкой: «Лучше читальню оборудуйте на самогонные средства, чем отравлять себя и других зельем». Многие вроде бы согласились — во всяком случае, газета отмечала положительный эффект.

Впрочем, горожане не отставали от сельских тружеников.

«А печники все пьяницы. Как и сапожники»

И действий власти после ужесточения законодательства в части тайного винокурения долго ждать не пришлось.

«Нарсуд 2-го участка г. Тулы, в составе нарсудьи тов. Трошина и заседателей т. т. Пронина и Павлова, приговорил самогонщиков Бурова и Чижову, первого к тюремному заключению сроком на 3 года, вторую к той же мере наказания сроком на 1 год», — сообщалось в № 157 «Коммунара» под постоянной рубрикой «Пролетарский суд».

Дело обстояло так: «В сентябре месяце и октябре 1923 года милицией 1-го участка г. Тулы был произведен ряд обысков у гр. Бурова и Чижовой, каждый раз у них находили в большом количестве самогон. Оба самогонщика были на учете в милиции, как злостные. Продавали они самогон, главным образом, рабочим Оружзавода и, несмотря на то, что были уже судимы и штрафованы за это, упорно продолжали свое занятие».

В ходе следствия выяснилось, что «гр. Буров в 1922 г. был… членом РКП(б), откуда, по собственному его признанию, был своевременно «вычищен» за пьянство.

Оба подсуд[имых] упорно отрицали свою вину, несмотря на ряд убийственных для них свидетельских показаний. На вопрос суда,— для какой цели он Буров держал большое количество самогону, обвиняемый, под смех публики, заявил: «я — печник, а печники все пьяницы, как и сапожники... дело наше такое».

«Значит, по-вашему, все сапожники обязательно пьяницы?» — спрашивает нарсудья.

«Все до одного... — не допускающим возражений тоном подтверждает Буров, — а я, кроме того, алкоголик, человек больной».

Также суд запретил Бурову как социально опасному человеку проживание в Тульской губернии на срок три года.

1924 год оказался самым суровым в части отношения государства к самогонщикам за всю историю СССР. Очень скоро выяснилось, что жестокие меры к существенным результатам не приводят, а почти в каждом селе, не говоря уже о городе, зелье преспокойно гонят «неприкасаемые», оставленные для удовлетворения потребностей местного начальства. Возвращение к практике денежных штрафов за самогоноварение начнётся с 1925 года.