Опьяненные свободой — пролог к грядущей годовщине Великой Октябрьской социалистической революции
16:00
Из сообщений телеграфного агентства
«…Нет, революционерками могут быть только брюнетки — красное им к лицу. А блондинки должны поневоле сделаться украинскими сепаратистками — желтое и голубое. И вообще, партию следует выбирать перед зеркалом»,— шутливо советовал своим читательницам петроградский журнал в начале 1917 года.
Мода на красные банты захватывала состоятельную публику. Интеллектуальные пристрастия — в том же русле: популярностью пользуются труды о падении абсолютизма во Франции и провозглашении Первой французской республики.
Только ленивый не клеймит позором царскую власть и не говорит о грядущем голоде. Тревожные слухи распространяются с молниеносной скоростью — жители городов часами томятся в километровых очередях, разговоры соответствуют моменту. Карточная система на хлеб добирается до Петрограда. Столичная публика более терпеть не намерена. А дальше, как писал Пушкину дворянин Тульской губернии, декабрист Александр Одоевский, «из искры возгорится пламя».
О хлебном бунте, вооруженном восстании, перевороте и отречении Николая II туляки узнают из сообщений Петроградского телеграфного агентства, регулярно публикуемых в газете «Тульская молва»; редакция всецело принимает и приветствует февральскую
В благоговейном экстазе
7 (20) марта 1917 года. Тула, «Новый театр» (ныне областная филармония.— С. Т.). «Зал переполнен офицерством до последних пределов,— описывал происходящее корреспондент „Тульской молвы“.— Развернулся занавес, за которым на сцене расположился разукрашенный красными лентами исполнительный комитет (новый коллективный орган власти в Тульской губернии.— С. Т.), загремела величественная Марсельеза,— все встали и словно застыли в благоговейном экстазе…» Большинству происходящее напоминало чудо — представить такое еще вчера было невозможно.
Впрочем, «чуду» предшествовали вполне закономерные события, если вспомнить уроки той самой Великой французской революции, что так будоражила умы и сердца прогрессивной общественности. Около 5 часов утра 3 (16) марта 1917 последний тульский губернатор Александр Николаевич Тройницкий вместе с вице-губернатором В. Н. Шеншиным без предъявления приговора, суда и следствия были арестованы революционными рабочими и солдатами Тульского гарнизона и помещены на гауптвахту в тульском кремле. При этом позаботиться о формальной стороне вопроса, как часто бывает в период революционных потрясений, позабыли. 28 следующих дней действительный статский советник проведет под стражей де-юре оставался главноначальствующим губернии. Со службы его уволят Указом Временного правительства только лишь 31 марта (13 апреля) 1917 года.
Но у революции свои законы, и при полномочном губернаторе старого режима новый руководитель губернии — губернский комиссар Временного правительства С. Р. Дзюбин — «сильно надорванным голосом» уже обращался к «гражданам новой России». Свое выступление в «Новом театре» он закончил словами: «К новой свободной жизни пойдем!» До ареста последнего теми же революционными рабочими и солдатами Тульского гарнизона оставалось десять месяцев.
И Тройницкий, и Дзюбин в последующий период исчезнут в тюрьмах и ссылках, обстоятельства и места их гибели историкам неизвестны.
Нерешительное тульское офицерство
Торжественное собрание в «Новом театре» по случаю победы демократической революции продолжалось. Произнося пламенные речи, на сцену поднимались бесчисленные ораторы. От имени тульского Совета рабочих депутатов говорил И. К. Гудзь, предложивший «вспомнить мучеников революции, декабристов». Все встали на минуту молчания. От городского самоуправления новую власть приветствовал городской голова А. А. Смирнов (вскоре его место займет Дзюбин, соединив в своих руках власть в городе и губернии). Смирнов «сравнил переживаемый момент с весной, которую доселе сковывали ледяные глыбы реакции. Но вот взошло красное солнышко — и лед растаял». Клятву от исполнительного комитета общественных организаций произнес Г. Д. Лейтейзен: «Клянемся, граждане офицеры, что не отступим от святого дела революции и доведем обновление родины до конца!
— Клянемся! — как один ответили тысячи голосов».
20 января 1919 года политический комиссар
Пришло время выступлений офицеров, и тут случился конфуз. «Прапорщик Фомин в своей неудачно построенной речи бросил необдуманный упрек местному офицерству, обвиняя его в нерешительности, с которой оно примкнуло к революции,— писала на следующий после торжеств день „Тульская молва“.— Послышались протесты, звонок председателя. Возмущение офицеров приняло резкую форму. На хорах (балконе.— С. Т.) послышались истерические рыдания.
— Товарищи, мы не для этого сюда собрались… Зачем это?»
Торжественный момент был омрачен неуместным выступлением косноязычного прапорщика, и только «насилу в зале удалось водворить спокойствие». Победившая демократическая власть распорядилась Фомина немедленно арестовать и отправила его на гауптвахту.
«Совершился государственный переворот»
Революционные гуляния продолжались в Туле еще несколько дней. Городские учреждения и общественные организации, забыв про все дела, слали новой революционной власти в Петроград поздравительные телеграммы со словами поддержки и пожеланиями плодотворной работы. Естественно, началась борьба с символами старой власти: по решению городской Управы из помещений удалялись портреты отрекшегося императора и его отца Александра III. «Большой портрет Николая II, находящийся в зале думских заседаний, был завешен полотнищем парусины. Удалены также портреты наследника. Портреты императора Александра II освободителя оставлены».
Заключительным аккордом признания Февральской революции и новой власти стало воззвание архиепископа Парфения к православным чадам Тульской епархии. Текст воззвания напечатали в «Тульской молве».
«По воле Божией в России совершился государственный переворот.
Царь Николай II отказался от Престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича, а Великий Князь изъявляет готовность занять Всероссийский престол при условии, если на это будет воля народа.
Высшая власть в России перешла к Временному Исполнительному комитету Государственной Думы.
Благо России и наше личное благополучие требуют от нас, братья, чтобы мы спокойно ожидали изъявления воли Русского народа, строго и неуклонно исполняли свой долг перед Родиной <…>.
Пастыри церкви! Успокаивайте ваших пасомых, руководите ими, наставляйте повиноваться предержащей Власти и молитесь с ними, чтобы Господь благословил нас и Родину нашу миром и благоденствием».
Архиепископ Тульский и Белевский Парфений избежит участи многих тогдашних политиков: в том же 1917 году он уйдет на покой и умрет своей смертью 16 января 1922 года на Украине.
