Четыре жизни

Евгению Трещеву

День — звенел весной. Пробившись сквозь оттаявший шум, все увереннее всходили ожившие голоса. Подвластные уже большому, уже достаточно окрепшему солнцу, они поднимались все выше и выше, перерастая — в небесные звоны.

Надежда всходила над землей. И казалось, что она — для всех. Казалось, что именно так и определил ее Тот, кто непостижим. Тот, кто распорядился: пребудет свет…

Так оно и было. Звоны множились, отзываясь в людях: во всем их облике, в устремлениях, во всех движениях их. Вот и детский лепет, взрываемый заливистым, просторным смехом, был принят всеми и понятен всем.

Невольно приняла, усвоила его и эта женщина — привлекательная, еще статная, все еще уверенно несущая остатки былой красоты. И вдруг — что-то будто надломилось в ней. Проходившая мимо с младенцем на руках молодая мать, вся погруженная в свет, сама излучавшая его, была — не от мира ее. Так много было этого света, настолько он был нестерпим…

Поникшая, с размытым слезами, потерянным лицом, увлекаемая хозяйственной сумкой, женщина шмыгнула вслед за своей тенью.

Продолжил путь и случайный свидетель времен и сроков. И шагнул было в сторону солнечного звона. Но тут же — спохватился: а ведь ему — уже не туда… Усмехнулся, качнул головой — и пошел. Куда ж денешься…